Неточные совпадения
Одна, зачем Бог ведает,
Меж полем и дорогою
Густая липа
выросла.
Под ней присели странники
И осторожно молвили:
«Эй! скатерть самобраная,
Попотчуй мужиков...
Утренняя
роса еще оставалась внизу на
густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить ноги, попросил довезти себя по лугу в кабриолете до того ракитового куста, у которого брались окуни. Как ни жалко было Константину Левину мять свою траву, он въехал в луг. Высокая трава мягко обвивалась около колес и ног лошади, оставляя свои семена на мокрых спицах и ступицах.
— Вот смотрите, в этом месте уже начинаются его земли, — говорил Платонов, указывая на поля. — Вы увидите тотчас отличье от других. Кучер, здесь возьмешь дорогу налево. Видите ли этот молодник-лес? Это — сеяный. У другого в пятнадцать лет не поднялся <бы> так, а у него в восемь
вырос. Смотрите, вот лес и кончился. Начались уже хлеба; а через пятьдесят десятин опять будет лес, тоже сеяный, а там опять. Смотрите на хлеба, во сколько раз они
гуще, чем у другого.
Но раздобрел вновь Попович, пустил за ухо оселедец,
вырастил усы,
густые и черные как смоль.
Хотя б уж ты в окружности
росла,
Густою тению ветвей моих покрытой,
От непогод бы я быть мог тебе защитой...
Однажды, часу в седьмом утра, Базаров, возвращаясь с прогулки, застал в давно отцветшей, но еще
густой и зеленой сиреневой беседке Фенечку. Она сидела на скамейке, накинув по обыкновению белый платок на голову; подле нее лежал целый пук еще мокрых от
росы красных и белых роз. Он поздоровался с нею.
Закрыв глаза, она несколько секунд стояла молча, выпрямляясь, а когда ее
густые ресницы медленно поднялись, Климу показалось, что девушка вдруг
выросла на голову выше. Вполголоса, одним дыханием, она сказала...
Темное небо уже кипело звездами, воздух был напоен сыроватым теплом, казалось, что лес тает и растекается масляным паром. Ощутимо падала
роса. В
густой темноте за рекою вспыхнул желтый огонек, быстро разгорелся в костер и осветил маленькую, белую фигурку человека. Мерный плеск воды нарушал безмолвие.
Там были все наши. Но что это они делают? По поляне текла та же мутная речка, в которую мы въехали. Здесь она дугообразно разлилась по луговине, прячась в
густой траве и кустах. Кругом
росли редкие пальмы. Трое или четверо из наших спутников, скинув пальто и жилеты, стояли под пальмами и упражнялись в сбивании палками кокосовых орехов. Усерднее всех старался наш молодой спутник по Капской колонии, П. А. Зеленый, прочие стояли вокруг и смотрели, в ожидании падения орехов. Крики и хохот раздавались по лесу.
У самых источников
росли прекрасные деревья: тополи, дубы, ели, айва, кусты папоротника, шиповника и
густая сочная трава.
Около реки лес значительно
гуще и состоит из ольхи, белой березы, ели и пихты; особенно много
растет лиственницы.
В сообществе с ними, а иногда отдельно целыми площадями
растет обыкновенная полынь, а около реки, на галечниковых и песчаных наносах, — другая полынь, с ветвистым высоким стеблем и с
густой, пышной метелкой.
Г-н Пеночкин придерживался насчет лесоводства русских понятий и тут же рассказал мне презабавный, по его словам, случай, как один шутник-помещик вразумил своего лесника, выдрав у него около половины бороды, в доказательство того, что от подрубки лес
гуще не
вырастает…
Пока он ел, я продолжал его рассматривать. У его пояса висел охотничий нож. Очевидно, это был охотник. Руки его были загрубелые, исцарапанные. Такие же, но еще более глубокие царапины лежали на лице: одна на лбу, а другая на щеке около уха. Незнакомец снял повязку, и я увидел, что голова его покрыта
густыми русыми волосами; они
росли в беспорядке и свешивались по сторонам длинными прядями.
Трава нынче
выросла хорошая;
густые и плотные валы ложатся один возле другого, радуя сердце образцового хозяина.
Знакомство с барчуками продолжалось, становясь всё приятней для меня. В маленьком закоулке, между стеною дедова дома и забором Овсянникова,
росли вяз, липа и
густой куст бузины; под этим кустом я прорезал в заборе полукруглое отверстие, братья поочередно или по двое подходили к нему, и мы беседовали тихонько, сидя на корточках или стоя на коленях. Кто-нибудь из них всегда следил, как бы полковник не застал нас врасплох.
Шаркали по крыше тоскливые вьюги, за дверью на чердаке гулял-гудел ветер, похоронно пело в трубе, дребезжали вьюшки, днем каркали вороны, тихими ночами с поля доносился заунывный вой волков, — под эту музыку и
росло сердце.
Было жарко, душил
густой тяжелый запах, напоминая, как умирал Цыганок и по полу растекались ручьи крови; в голове или сердце
росла какая-то опухоль; всё, что я видел в этом доме, тянулось сквозь меня, как зимний обоз по улице, и давило, уничтожало…
В исходе мая бекасы выводятся и держатся сначала в крепких болотных местах: в кустах, топях и молодых камышах; как же скоро бекасята подрастут, то мать переводит их в луговые части болот, где суше и
растет высокая,
густая трава, и остается с ними там, пока они совершенно
вырастут.
Когда куличата подрастут и труднее станет прятаться им в степной, иногда невысокой траве, отец с матерью выводят их в долочки и вообще в такие места, где трава выше и
гуще или где
растет мелкий степной кустарник; там остаются они до совершенного возраста молодых, до их взлета, или подъема.
Кочек на них бывает мало, а на грязях и ржавчинах не
растет почти и трава; зато нередко обрастают они кругом гривами
густого, мелкого камыша, хвоща и необыкновенно высокой осоки.
Перед ним на пригорке тянулась небольшая деревенька; немного вправо виднелся ветхий господский домик с закрытыми ставнями и кривым крылечком; по широкому двору, от самых ворот,
росла крапива, зеленая и
густая, как конопля; тут же стоял дубовый, еще крепкий амбарчик.
Вместе с молодежью прошелся он по аллеям: липы немного постарели и
выросли в последние восемь лет, тень их стала
гуще; зато все кусты поднялись, малинник вошел в силу, орешник совсем заглох, и отовсюду пахло свежим дромом, лесом, травою, сиренью.
Темная синева московского неба, истыканная серебряными звездами, бледнеет,
роса засеребрится по сереющей в полумраке травке, потом поползет редкий седой туман и спокойно поднимается к небу, то ласкаясь на прощанье к дремлющим березкам, то расчесывая свою редкую бороду о колючие полы сосен; в стороне отчетисто и звучно застучат зубами лошади, чешущиеся по законам взаимного вспоможения;
гудя пройдет тяжелым шагом убежавший бык, а люди без будущего всё сидят.
Так блестит алмазной яркой искрой капля ночной
росы где-нибудь в
густой траве, пока не сольется с другими такими же каплями и не попадется в ближайший мутный ручеек…
Впереди плыла в воздухе ограбленная крышка гроба со смятыми венками, и, качаясь с боку на бок, ехали верхом полицейские. Мать шла по тротуару, ей не было видно гроба в
густой, тесно окружившей его толпе, которая незаметно
выросла и заполнила собой всю широту улицы. Сзади толпы тоже возвышались серые фигуры верховых, по бокам, держа руки на шашках, шагала пешая полиция, и всюду мелькали знакомые матери острые глаза шпионов, внимательно щупавшие лица людей.
Но тотчас же, как и давеча у Шлейферши, все
загудело, застонало, вскочило с места и свернулось в какой-то пестрый, движущийся, крикливый клубок. Веткин, прыгая со стола, задел головой висячую лампу; она закачалась огромными плавными зигзагами, и тени от беснующихся людей, то
вырастая, как великаны, то исчезая под пол, зловеще спутались и заметались по белым стенам и по потолку.
По сторонам тянется тот мелкий лесочек, состоящий из тонкоствольных, ободранных и оплешивевших елок, который в простонародье слывет под именем «паршивого»; над леском висит вечно серенькое и вечно тоскливое небо; жидкая и бледная зелень дорожных окраин как будто совсем не
растет, а сменяющая ее по временам высокая и
густая осока тоже не ласкает, а как-то неприятно режет взор проезжего.
Он был среднего роста, но худ и бледен, — не от природы, как Петр Иваныч, а от беспрерывных душевных волнений; волосы не
росли, как у того,
густым лесом по голове и по щекам, но спускались по вискам и по затылку длинными, слабыми, но чрезвычайно мягкими, шелковистыми прядями светлого цвета, с прекрасным отливом.
Хотя порох не вспыхнул, я был достаточно похож на опаленного, никто не узнал моей хитрости, и действительно у меня, когда я уже забыл про страстного человека,
выросли брови гораздо
гуще.
Вдоль цветущего берега речки жаворонки по-прежнему звенели в небесной синеве, лыски перекликались в
густых камышах, а мелкие птички перепархивали, чирикая, с тростника на тростник или, заливаясь песнями, садились на пернатые стрелы, вонзившиеся в землю во время битвы и торчавшие теперь на зеленом лугу, меж болотных цветов, как будто б и они были цветы и
росли там уже бог знает сколько времени.
Около дома, на дворе, куда выходило крыльцо,
росла крапива,
густая, высокая. Преполовенская слегка улыбнулась, и последняя тень недовольства сбежала с ее белого и полного лица. Она попрежнему стала приветлива и любезна с Варварою. Обида будет отомщена и без ссоры. Вместе пошли они в сад пережидать хозяйкино нашествие.
По лицам людей, кипевших в его доме, по их разговорам и тревожным глазам Любы он знал, что жизнь возмущается всё глубже, волнение людей
растёт всё шире, и тем сильней разгоралось в нём желание писать свои слова — они
гудели в ушах его колокольным звоном, как бы доносясь издали и предвещая праздник, благовестя о новой жизни.
Картина нового прииска представляла самый оживленный лесной уголок: лесная
гуща точно расступилась, образовав неправильную площадь, поднимавшуюся от Смородинки на увал; только что срубленные и сложенные в костры деревья образовали по краям что-то вроде той засеки, какая устраивалась в прежние времена на усторожливых местечках на случай нечаянного неприятельского нападения; новенькая контора точно грелась на самом угоре; рядом с ней
выросли амбары и людская, где жили кучера и прислуга.
— С ружьём-то? — горячо воскликнул Илья. — Да я, когда большой
вырасту, я зверей не побоюся!.. Я их руками душить стану!.. Я и теперь уж никого не боюсь! Здесь — житьё тугое! Я хоть и маленький, а вижу! Здесь больнее дерутся, чем в деревне! Кузнец как треснет по башке, так там аж
гудит весь день после того!..
— Только, бога ради! не здесь, подле этих грустных, обезображенных лип. Пойдемте в рощу. Я люблю отдыхать вот там, под этой
густой черемухой. Не правда ли, — продолжала Полина, когда они, войдя в рощу, сели на дерновую скамью, — не правда ли, что здесь и дышишь свободнее? Посмотрите, как весело
растут эти березы, как пушисты эти ракитовые кусты; с какою роскошью подымается этот высокой дуб! Он не боится, что придет садовник и сравняет его с другими деревьями.
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла
густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая
роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
Ничто так не увлекает, не втягивает человека, как мечтания. Сначала заведется в мозгах не больше горошины, а потом начнет
расти и
расти, и наконец
вырастет целый дремучий лес.
Вырастет, встанет перед глазами, зашумит,
загудит, и вот тут-то именно и начнется настоящая работа. Всего здесь найдется: и величие России, и конституционное будущее Болгарии, и Якуб-хан, достославно шествующий по стопам Шир-Али, и, уже само собою разумеется, выигрыш в двести тысяч рублей.
Уже с полудня парило и в отдалении всё погрохатывало; но вот широкая туча, давно лежавшая свинцовой пеленой на самой черте небосклона, стала
расти и показываться из-за вершин деревьев, явственнее начал вздрагивать душный воздух, всё сильнее и сильнее потрясаемый приближавшимся громом; ветер поднялся, прошумел порывисто в листьях, замолк, опять зашумел продолжительно,
загудел; угрюмый сумрак побежал над землею, быстро сгоняя последний отблеск зари; сплошные облака, как бы сорвавшись, поплыли вдруг, понеслись по небу; дождик закапал, молния вспыхнула красным огнем, и гром грянул тяжко и сердито.
Свернул я в лес, выбрал место, сел. Удаляются голоса детей, тонет смех в
густой зелени леса, вздыхает лес. Белки скрипят надо мной, щур поёт. Хочу обнять душой всё, что знаю и слышал за последние дни, а оно слилось в радугу, обнимает меня и влечёт в своё тихое волнение, наполняет душу; безгранично
растёт она, и забыл я, потерял себя в лёгком облаке безгласных дум.
Между стволов и ветвей просвечивали багровые пятна горизонта, и на его ярком фоне деревья казались ещё более мрачными, истощёнными. По аллее, уходившей от террасы в сумрачную даль, медленно двигались
густые тени, и с каждой минутой
росла тишина, навевая какие-то смутные фантазии. Воображение, поддаваясь чарам вечера, рисовало из теней силуэт одной знакомой женщины и его самого рядом с ней. Они молча шли вдоль по аллее туда, вдаль, она прижималась к нему, и он чувствовал теплоту её тела.
Выйдя в первый раз в сад, он прежде всего, не сходя со ступеней крыльца, посмотрел на эти яркие цветы. Их было всего только два; случайно они
росли отдельно от других и на невыполотом месте, так что
густая лебеда и какой-то бурьян окружали их.
Угол сада зарос
густым вишняком; вдоль него тянулись аллеи из вязов; посредине, на небольшой искусственной горке, был разведен самый красивый цветник во всем саду; яркие цветы
росли по краям верхней площадки, а в центре ее красовалась большая, крупная и редкая, желтая с красными крапинками далия.
Жидкая листвень цеплялась по склонам, широко раскидывая корни, но камень не дает ей
расти, и склоны усеяны сплошь
густою древесною падалью.
Она привыкла к тому, что эти мысли приходили к ней, когда она с большой аллеи сворачивала влево на узкую тропинку; тут в
густой тени слив и вишен сухие ветки царапали ей плечи и шею, паутина садилась на лицо, а в мыслях
вырастал образ маленького человечка неопределенного пола, с неясными чертами, и начинало казаться, что не паутина ласково щекочет лицо и шею, а этот человечек; когда же в конце тропинки показывался жидкий плетень, а за ним пузатые ульи с черепяными крышками, когда в неподвижном, застоявшемся воздухе начинало пахнуть и сеном и медом и слышалось кроткое жужжанье пчел, маленький человечек совсем овладевал Ольгой Михайловной.
Потом розовые лучи разлились по небу с восточной стороны и, смешавшись с сумерками, заиграли на зубцах частокола. Это розовое сияние упало вниз на землю, где прежде лежала
густая тень, мягко легло на дерево колодца, на прибитую
росою пыль, заиграло в капельках на траве и разливалось все обильнее и дальше.
По влажным сенокосным лугам начал подниматься беловатый
густой туман
росы, и кричали то тут, то там коростеля.
Наконец, уже возвращаясь на место и зайдя на миг в рощу, чтоб промыслить несколько ярко-зеленых лапчатых листьев клена и обернуть ими букет, я случайно набрел на целое семейство анютиных глазок, вблизи которых, на мое счастье, ароматный фиалковый запах обличал в сочной,
густой траве притаившийся цветок, еще весь обсыпанный блестящими каплями
росы.
Тут, вблизи
густого вяза, была скамья, иссеченная в огромном цельном камне, вокруг которого обвивался плющ и
росли полевой жасмин и шиповник.
Серые и беловатые камни, желто-зеленый мох, покрытые
росой кусты держидерева, кизила и карагача обозначались с чрезвычайной ясностию и выпуклостию на прозрачном, золотистом свете восхода; зато другая сторона и лощина, покрытая
густым туманом, который волновался дымчатыми неровными слоями, были сыры, мрачны и представляли неуловимую смесь цветов: бледно-лилового, почти черного, темно-зеленого и белого.